Дозоры. От Ночного до Шестого (сборник) - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И даже будь Костя дураком – но он ведь сейчас Высший, он должен читать линии реальности, предвидеть будущее – и понимать, что его остановят.
А значит…
Значит, космодром, ракета, взятые под контроль или усыпленные люди – это все фикция. Такая же, как и саратовский аэропорт.
Не нужна ему никакая ракета! Как и самолет не был нужен!
Он откроет портал прямо в космос.
Тогда зачем же он рвался на Байконур? За скафандром? Ерунда. Звездный куда ближе, что-что, а уж рабочий скафандр подходящего размера там найдется.
Значит, не только за скафандром…
– Мне нужно читать заклинания, – сказал Костя. – Размазывать кровь по странице. В вакууме это не сделаешь.
Он поднялся, отстранил техников – те послушно вытянулись по стойке «смирно».
– Придется открывать портал на станцию. А для этого надо знать ее точное расположение. И все равно возможны ошибки… даже неизбежны.
Я не чувствовал, как он читает мои мысли. Но он их читал.
– Ты все правильно понял, Антон. Я готов отправиться на станцию в любую секунду. Раньше, чем вы успеете что-либо сделать. И даже если Гесер с Завулоном вывернутся наизнанку, вашей Силы не хватит. Я максимально силен, понимаешь? Я достиг абсолютной Силы! Выше просто ничего нет! Гесер мечтал, что твоя дочь станет первой такой волшебницей… – Костя усмехнулся. – Так вот я – уже стал!
– Волшебницей? – Я позволил себе улыбнуться.
– Абсолютным магом, – отрезал Костя. – И поэтому вам меня не победить. Вам не набрать большей Силы, понимаете? Я – абсолют!
– Ты – абсолютный нуль, – сказал я. – Ты – абсолютный вампир.
– Вампир, маг… какая разница? Я – абсолютный Иной.
– Ты прав, никакой. Мы все живем за счет человеческой Силы. И ты вовсе не самый сильный – ты самый слабый. Ты абсолютная пустота, в которую льется чужая Сила.
– Пусть даже и так. – Костя не стал спорить. – Это ничего не меняет, Антон! Вам меня не остановить, и я выполню то, что задумал.
Он помедлил секунду, а потом сказал:
– А ведь ты все равно не станешь на мою сторону… О чем ты думаешь?
Я не ответил. Я тянул Силу.
От Гесера и Завулона, от Темных и Светлых, от добрых и злых. Где-то там, далеко, мне отдавали свои силы те, кого я люблю, и те, кого ненавижу. И сейчас для меня не было никакой разницы, Светлая это Сила или Темная. Все мы были сейчас в одной лодке… в одной космической лодке, плывущей в абсолютной пустоте…
– Ну, ударь, – насмешливо сказал Костя. – Врасплох ты меня больше не застанешь.
«Бей, – шепнул Гесер. – Бей Белым Маревом».
Знание о том, что такое Белое Марево, вползло в меня вместе со Светлой Силой. Знание страшное, пугающее – потому что даже сам Гесер применял это заклинание один-единственный раз и после этого поклялся не применять его никогда…
«Бей, – посоветовал Завулон. – Лучше – Тенью Владык».
Знание о том, что такое Тень Владык, скользнуло в меня вместе с Темной Силой. Знание отвратительное, ужасающее – потому что даже Завулон никогда не рисковал поднять эти тени с пятого слоя сумрака…
«Бей, – сказал Эдгар. – Саркофаг Времен. Только Саркофаг Времен!»
Знание о том, что такое Саркофаг Времен, хлынуло в меня вместе с Силой Инквизиторов. Знание холодное, мертвящее – потому что применивший заклинание оставался в Саркофаге вместе с жертвой – навсегда, до конца Вселенной…
– А если ему скафандр продырявить? – спросил Лас, стоя в дверях с пистолетом.
Абсолютный Иной.
Абсолютный нуль.
Самый сильный, самый слабый…
Я собрал отданную мне Силу – и вложил ее в заклинание седьмого уровня, одно из самых простых, которым владеет каждый Иной.
Щит Мага.
Наверное, еще никогда Силу не тратили так бессмысленно.
И, наверное, еще ни один маг в мире не был так надежно защищен.
От всего.
Белый сетчатый кокон возник вокруг меня. Нити кокона похрустывали от струящейся в них энергии – он уходил куда-то туда, в самые глубины мироздания, где теряется счет слоям сумрака, где нет ни материи, ни пространства, ни времени – ничего, понятного человеку или Иному.
– Ты… чего? – спросил Костя – и лицо его стало по-детски обиженным. – Ты что, Антон?
Я молчал. Стоял и смотрел на него. Пусть даже тени мысли не мелькнет на лице. Пусть он подумает то, что ему хочется подумать.
Пусть.
– Ты испугался? – спросил Костя. – Ты… да ты… ты трус, Антон!
Я молчал.
И Высшие молчали. Нет, не молчали, наверное. Орали, ругались, проклинали меня – потому что я ухнул всю собранную ими Силу в абсолютную защиту для себя самого.
Если сейчас по Байконуру ударит термоядерный заряд – я останусь целым и невредимым. Плавающим в облаке плазмы, вплавленным в кипящий камень, – но абсолютно целым.
– Я даже и не знаю, что сказать… – развел руками Костя. – Да я и не собирался тебя убивать! Я все равно помню, что ты был моим другом!
Я молчал.
Прости, но я не могу сейчас назвать тебя другом. И потому ты не должен понять то, что понял я. Не должен прочитать мои мысли.
– Прощай, Антон, – сказал Костя.
Техники подошли к нему и опустили стекло гермошлема. Он еще раз посмотрел на меня сквозь стекло – непонимающе, обиженно. И отвернулся.
Я думал, что он откроет портал в космос прямо сейчас. Но Костя и впрямь готовился к прыжку основательно. Что и говорить, я никогда не слышал даже о попытках перенестись на борт летящего самолета, не то что космической станции.
Оставив космонавтов и персонал пребывать в оцепенении, Костя вышел из зала. Лас посторонился, покосился на меня, взглядом указывая на пистолет.
Я покачал головой, и он не стал стрелять.
Мы просто пошли следом.
В зал управления полетами – где как сомнамбулы сидели за компьютерами техники и программисты.
Когда он успел подчинить всех своей воле?
Неужели сразу, как только оказался на Байконуре?
Обычный вампир легко держит под контролем одного-двух человек. Высший может управиться и с парой десятков.
Но Костя и впрямь стал абсолютным Иным – весь отлаженный механизм огромного космодрома крутился сейчас вокруг него.
Косте приносили какие-то распечатки. Что-то показывали на экранах. Он слушал, кивал – и даже не смотрел в нашу сторону.
Умный парень. Хорошо образованный. Учился на физфаке, потом ушел на биологический, но физику с математикой, похоже, не разлюбил. Мне бы эти схемы и графики ничего не объяснили, а он готовился провесить магический портал на орбиту. Выйти в космос волшебными средствами – маленький шаг для Иного, огромный прыжок для всего человечества…
Только бы он не затянул.
Только бы не запаниковал Гесер.
Только бы не нанесли ядерный удар – это не поможет, и это ненужно, ненужно, ненужно!
Костя посмотрел на меня, лишь когда открыл призму портала. Посмотрел презрительно и обиженно. Губы за стеклом гермошлема шевельнулись, и я понял: «Прощай».
– Прощай, – согласился я.
С чемоданчиком системы жизнеобеспечения в одной руке и с чемоданчиком, хранящим «Фуаран», – в другой, Костя шагнул в портал.
Тогда я позволил себе снять Щит – и чужая Сила ухнула в пространство, растекаясь вокруг.
«Как ты все это объяснишь?» – спросил Гесер.
– Что именно? – Я сел на подвернувшийся стул. Меня колотило. На сколько там хватает кислорода в легком полетном скафандре, вовсе не предназначенном для выхода в космос? На пару часов? Вряд ли больше.
Косте Саушкину оставалось жить совсем немного.
«Почему ты уверен…» – начал Гесер. Замолк. И мне даже показалось, что я слышу какой-то обмен репликами между ним и Завулоном. Что-то о приказах, которые надо отменить, о бомбардировщиках, которые должны вернуться на аэродромы. О команде магов, которая станет заметать следы творившихся на Байконуре безобразий. Об официальной версии сорванного старта.
– Что случилось-то? – спросил Лас, садясь рядом. Техник, которого он бесцеремонно согнал со стула, недоуменно озирался. Люди вокруг приходили в себя.
– Все, – сказал я. – Все кончилось. Все почти кончилось.
Но я знал, что это еще не конец. Потому что где-то высоко в небе, выше облаков, в холодном звездном свете, кувыркается в украденном скафандре абсолютный Иной Костя Саушкин. Пытается – и не может открыть портал. Пытается – и не может достичь проплывающей мимо станции. Пытается – и не может вернуться на Землю.
Потому что он – Абсолютный Нуль.
Потому что все мы – вампиры.
И там, за пределами теплой, живой Земли, вдали от людей и животных, растений и микробов, от всего того, что дышит, шевелится, спешит жить, – мы все становимся абсолютными нулями. Лишенными дармовой Силы, что позволяет нам так красиво и ярко бросать друг в друга шаровые молнии, исцелять болезни и наводить порчу, превращать кленовый лист в банкноту, а прокисшее молоко – в выдержанное виски.